#стихотекст #bookblr_poetry
Старуха Джонс
У старухи Джонс есть дилижанс, темный, как пенсильванский лес, и скрипучий, как иссохший дуб.
У старухи Джонс мундштук у губ, а в трубке табак, вонюч и груб, как последний почивший муж.
Старуха Джонс дакотскую глушь променяла на безрадостный путь, по которому вообще никуда не добраться, если, конечно, у тебя нет дилижанса, темного, как безлунная ночь, и скрипучего, как охрипший сыч.
У старухи Джонс были и сын, и дочь, малютки Бутч и Леонор, но они заболели – пришлось их сжечь: нечего делать, если черная хворь.
С тех самых пор, из относительно живых душ с ней только конь, точнее кляча по кличке Молли. Свое имя старуха Джонс не помнит – вроде бы Хейзел: слишком много ездит – ветер прерий выдувает все имена. Может, оттого она и суха, как трава в степи, коричневокожа и весьма мертва, хотя так и не скажешь: померла лет триста тому назад, но из бизнеса не ушла и теперь возит туриста. Маршрута два – Золотые Ворота и Огненные Берега. Все туда, и ни одного обратно.
Клиенты не против: им, собственно, того и надо, – за работу платят старый, непременно тертый цент – невелика награда – но старуха Джонс и такому рада: на овес хватает и кисет табака.
Наниматель в белом бурчит слегка, когда она подъезжает, дымя и пыля: мол, портит здешний воздух – и атмосфера уже не та.
Наниматель в красном дарит ей всегда кость для мундштука – у него такого добра до черта – и даже доволен, что старуха Джонс смолит: дополнительный колорит бизнесу никогда не мешает.
А она не благодарит и уезжает.
В иной час, бывает, над прерией висит перестук копыт, скрип колес и дым – это дилижанс идет, а в нем старуха Джонс поет, не раскрывая рот, колыбельную для своих детей и для тех, кто еще не спит.
Если встретишь ее, значит, ты – турист, приготовь монетку в цент, и старуха Джонс тебя довезет.
Обязательно тебя довезет – такая работа.
20.07.16